Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

"Бывший психолог 57-й школы Александр Колмановский в телефонном разговоре подтвердил — он помнит, как 13-летняя Надя пришла к нему в кабинет за советом. "Вопрос был, насколько я помню, о том, как ей быть с его домогательствами. И она меня спрашивала, как ей с этим быть. Я пытался сказать, что за его таким сексуальным запросом надо увидеть и чисто человеческий. И гораздо легче будет ввести их отношения в нормальное русло, и естественно, полностью отказывая ему в этих домогательствах, попробовать ответить на его чисто человеческий запрос. Запрос о человеческом внимании, о дружбе", — говорит Колмановский, который работал в школе номер 57 с 1993 по 2004 годы."

Maria Nemzer
    Вчера в 1:17 · Израиль, Северный округ Израиля, `Ein Ha`Emeq ·

    Я молчала. Молчала, потому что любила 57 школу. Молчала, потому что любила администрацию 57 школы. Молчала, потому что себя любила. Молчала, потому что вообще позволила себе любить.
    Всё, что я любила, рухнуло. Отвратительно, громко, больно и в одночасье. Мне больше нечего защищать и не за что бороться. Я молчала, зная, что ничего из мной написаного, ничего не спасёт. Это, вероятно, было крайне неверным шагом.
    Мне надо было написать раньше. Что я - не жертва. Что жертв (в обще принятом смысле) нет вовсе, что я прекрасно понимаю и знаю, что о них всех сказать. Что бывает дружба помимо романа. Что она крепкая, несмотря на пол, возраст и прочие характеристики, что вдвоём проще и легче. Я молчала, за что мне больно и стыдно.
    Теперь я не молчу - не за чем. Все, кто мне дороги, уже больше не 57. От школы остались воспоминания - добрые, весёлые, трагические и неоднозначные. Но хорошего гораздо больше. То, что я любила, умерло. То, что останется, сохранит разве только номер.
    И, дай Б-г, сохранит хоть это без громко хлопнувших дверью на сегодняшнем собрании. Потому что все прочитанные мной имена уходивших вызывали одну реакцию - ну наконец-то. БЕЗ лицемерных уродов будет лучше.
    P.S. во время моего обучения систематическое давление я ощущала только от одного преподавателя, причём женского пола. Я-то полагала, что "мы не сошлись во мнениях по одному богословскому вопросу", но сейчас уверенно предполагаю неразделённую лесбийскую любовь и принуждение. Только вот беда - я совсем не про то.

Olga Nikolaenko
    Вчера в 11:54 ·

    Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке.

    Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и храбро пошла рыдать на плече Саши Танхилевича. И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом.
    Не поверить Ривке было невозможно, потому что так не лгут и такого о себе никому не захочется выдумать. Но и поверить было тяжело. Мы начали самопальное расследование, привлекли юриста и зафиксировали свидетельства ряда жертв разных годов выпуска. Что меня окончательно убедило в том, что это правда, так это полное совпадение в показаниях у людей, незнакомых друг с другом. Версии болезненной фантазии или какого-то ужасного клеветнического заговора выглядели совершенно несостоятельными.
    Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств.
    Я хочу здесь сказать еще одно важное – в значительном числе случаев происходящее нельзя было описать как «романы с ученицами». Это было сознательное и циничное использование положения учителя без всякой «романтической» составляющей.
    В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали. Борис Маркович на тот момент находился в Израиле. Мы не планировали этого – мы выбрали единственный день, когда все представители администрации были в Москве. Мы назначили встречу с самим Меерсоном, однако Борис Маркович остался в Израиле и подписал заявление об увольнении.
    На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону.
    По причинам, о которых я сказала выше, мы не хотели предавать историю широкой огласке. Однако считали необходимым рассказать о произошедшем в педагогическом коллективе, чтобы осмыслить ситуацию и предотвратить возможность её повторения в будущем.
    29 числа состоялся педсовет, на котором выступила Надежда Ароновна и рассказала преподавателям школы о причинах увольнения Бориса Марковича. В тот же день появилась публикация Кати Кронгауз, которая вынесла этот разговор в публичное пространство. Друг с другом эти два события никак не связаны – Катя узнала не от нас и, насколько мне известно, не от учителей.
    Дальнейшее от нас уже не зависело. Разразился скандал в фейбсуке, его подхватили СМИ, на ситуацию обратили внимание органы государственной власти. На следующем педсовете, который был 2 сентября, педагогический коллектив раскололся и несколько человек – включая Надежду Ароновну – вынуждены были уйти. Вечером того же дня стало известно, что администрация подаёт в отставку.
    Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей.

Александра Кнебекайзе
    18 ч ·

    Я очень не хотела ничего писать по поводу ситуации, сложившейся вокруг Пятьдесят седьмой школы. К сожалению, после последних событий такой возможности для себя я не вижу. Я работала в этой школе, в ней работал мой муж, в ней отучились с первого по одиннадцатый класс мои дети, я знаю многих учителей и выпускников и я скажу, что знаю и думаю.

    Начну с того, с чего все началось — с секса с учениками. К сожалению, сомневаться в том, что он происходил, не приходится. До сегодняшнего дня мне были известны три случая (один из них закончился абортом, второй — рождением ребенка), не считая многочисленных и упорных слухов. Только один из случаев связан с уволенным из школы Борисом Меерсоном, два других — с двумя другими учителями. Один из них — вернее, одна — уволена, другой продолжает работать в школе. Сегодня, после поста Ревекки Гершович (https://www.facebook.com/rebecca.gersho … nref=story) и некоторых других постов (https://www.facebook.com/inna.mashanova … age_bubble и https://www.facebook.com/osipovgipsh/po … 587254250…), отрицать происходившее уже невозможно.

    В социальных сетях много вопросов. Почему это происходило многие годы, все все знали и никто не возражал? Во-первых, естественно, знали не все и не всё. Происходящее затрагивало в основном определенные гуманитарные классы, и те, кто учился в других классах и параллелях, могли вообще с этими историями никак не соприкасаться, не говоря уже о том, что людям обычно не свойственно афишировать свою сексуальную жизнь.

    Во-вторых — конечно, возражали. Происходящее внутри школы не всегда видно снаружи. Как я уже написала, одна из учительниц была уволена — как раз по настоянию тех узнавших, кому секс учителя и ученика не кажется нормальным положением вещей.

    В-третьих, для того чтобы подать в суд или требовать увольнения, нужны доказательства. То есть как минимум — рассказ ученика или бывшего ученика о том, как он занимался сексом с учителем. Такой пересказ сам по себе может быть травматичным. Сохранить эту историю в тайне будет невозможно. Рассказавший тут же станет притчей во языцех в многотысячном и дружном сообществе «пятидесятисемитов», и совсем не все члены сообщества будут готовы его поддержать: разворачивающаяся история — очевидное тому подтверждение. Комментарии в духе «все выдумывают», «да знаем мы этих девочек — сами хороши», «подумаешь, раздвинула ноги, жива же — а теперь школе пропадать» совсем не редкость, и мне страшно подумать, сколько гадостей будет сказано о Ревекке и других ребятах. Такая никому не нужная слава может сопровождать человека много лет. Знаю, что одна из девушек, чья «история с историком» не была тайной, спустя годы все еще чувствует на себе ее печать. Кто из родителей захочет проводить своего ребенка через такое? Да и через много лет не каждый взрослый решится об этом рассказать, хотя, если бы разные взрослые люди, столкнувшиеся в школьные годы с сексуальными злоупотреблениями, выступили сейчас, возможно, и говорить больше было бы не о чем.

    Кроме того, не все юноши и девушки, вступавшие в школьные годы в сексуальные отношения с учителями, чувствуют себя потерпевшими. Для кого-то это просто часть жизненного опыта. Некоторым требуются десятилетия, чтобы осознать, что что-то в этой истории было не так, для других она продолжает оставаться крутым и приятным воспоминанием. Все это вполне естественно, вопрос только в том, считаем ли мы допустимым такое поведение учителя?

    Как мне кажется, основная причина произошедшего конфликта — в отсутствии в нашем обществе сейчас хоть каких-то общих норм сексуального поведения. И это не сетование, это факт. Среди учителей одной школы, среди родителей одного класса — весь спектр представлений о норме, от, условно говоря, домостроевских до «все спят со всеми». И каждый считает свою точку зрения само собой разумеющейся и единственно правильной. Я столкнулась с этим как родитель: когда стало известно, что учительница, которая учит наших детей, имеет неплатонический роман со старшеклассником, одни родители были возмущены и были готовы донести свое возмущение до администрации, другие же считали ситуацию не просто приемлемой, а даже милой. Пока носители разных норм не признают разногласия, пока не будет проговорено и записано, какое поведение учителя в школе считается нормой, а какое недопустимо, никакого понимания сторон не возникнет.

    Собственно, с этого и началась нынешняя история (и тут ответ на вопрос «Почему это началось именно сейчас?»). Нашлись ученики, решившиеся рассказать о происходившем с ними «третьим лицам» — не учителям и не родителям. Эти люди зафиксировали рассказы и обратились к администрации с требованием уволить фигурировавшего в рассказах учителя — Меерсона. Он был уволен. (Прочесть эту часть истории можно у Оли Николаенко: https://www.facebook.com/olga.nikolaenk … 5427393914) Узнавшие об этом учителя — те самые, которые в дальнейшем были вынуждены подать заявления об уходе — потребовали от администрации, чтобы о произошедшем сообщили на педсовете, чтобы оно не было замолчано, чтобы было сделано заявление о недопустимости произошедшего и о том, что такое поведение будет жестко пресекаться впредь.

    Этого не произошло. Надежде Ароновне дали выступить на педсовете, но после нее взял слово Сергей Львович, который сказал, что ему не представили никаких доказательств, что Меерсон — его ближайший друг, и что решение об увольнении он принял крайне неохотно под воздействием разных пересекающихся и подтверждающих друг друга слухов (на педсовете присутствовали десятки учителей, так что эти слова не являются тайной). К сожалению, позиция, которую занимает здесь администрация школы, не меняется годами. Вот реплика Елены Пенской о том, что происходило в 2005 году: https://www.facebook.com/e.penskaya/pos … 3244620073 Ее рассказ о том, что происходит в классе ее дочери (а происходили там весьма серьезные вещи), администрация назвала «непроверенным слухом и шантажом».

    Именно эта позиция администрации и стала в конечном итоге причиной громкой огласки, скандала, привлечения СМИ. Думаю, Катя Кронгауз, выпускница Пятьдесят седьмой школы, вряд ли стала бы писать свой ставший знаменитым пост о том, что «нехорошо спать с девочками-школьницами, если ты взрослый их любимый учитель», если бы не знала, что случаи сексуального злоупотребления в школе замалчиваются. Похоже, только видеозапись полового акта или генетическая экспертиза отцовства родившегося ребенка может служить для администрации школы доказательством того, что рассказы о таких случаях — не слухи и не шантаж.

    Теперь о главном. О реакции на происходящее школьного сообщества — выпускников, учителей и родителей. Пятьдесят седьмая школа — удивительное место, в котором происходило и происходит много по-настоящему чудесного. Это чудесное связано, в первую очередь, с работающими в ней учителями и с особой свободной атмосферой. И атмосферу, и возможность учителям спокойно работать обеспечивает администрация. Естественно чувствовать к ней благодарность за это. Естественно чувствовать благодарность к школе. И я тоже ее чувствую (и писать о благодарности, должна сказать, гораздо приятнее, чем писать о происходящих гадостях).

    Но совершенно неестественной мне кажется многократно озвученная позиция «Зачем вы говорите плохое про школу, в которой мне (моим детям) было так хорошо?» В школе много разного и помимо этих историй: есть хорошее, а есть не очень, к кому-то школа поворачивается самым теплым боком, а к кому-то — ледяным и вдобавок зубастым, кого-то гладит по головке, а кого-то выталкивает ногой под зад. Не желать этого видеть — обычная позиция благополучных по отношению к неблагополучным. Не самая достойная позиция, которой от людей, имеющих отношение к Пятьдесят седьмой школе, как-то не ожидаешь.

    Речь идет о том, что некоторые дети в школе страдали, получали пожизненные травмы, а администрация закрывала на это глаза. Это неприятная правда для многих людей, знающих и помнящих о школе только хорошее, и ее трудно принять. Но правда открылась, прикрыть ее назад невозможно, и мне трудно понять тех взрослых людей, которые упорно пытаются закрывать на нее глаза, придумывая фантастические версии событий вроде рейдерского захвата школы или «все всё придумали, это заказ».

    Хочу обратить внимание сомневающихся и на то, что одной из сторон этого стихийно разгоревшегося конфликта теперь, когда многие факты стали всеобщим достоянием, может грозить следствие и суд. И сторона эта имеет на своей стороне юристов, огромный дипломатический опыт и, каковы бы ни были ее заслуги, огромный опыт манипулирования людьми (вчерашний экстренный педсовет, описанный у Сережи, (https://www.facebook.com/sergej.lup…/po … 212735622…) — прекрасное тому подтверждение. У меня нет сомнений, что с каждым из «клакеров» была проведена предварительная разъяснительная работа.

    Ситуация сложилась крайне болезненная для всех. Как она будет развиваться дальше, как и по каким правилам будет жить дальше школа, зависит прежде всего от школьного сообщества, от позиции каждого его члена. Конечно, если вашему ребенку хорошо в школе «здесь и сейчас», проще всего ничего не делать, считать, что пострадавшие дети сами виноваты и кричать «зачем вы вскрыли гнойник, теперь и нас зальет». Но, как сказано в одной детской книжке, есть времена, когда надо сделать выбор между простым и правильным. Или, как сказано в другой, не совсем детской, есть время разбрасывать камни и время собирать камни. Если сосредоточить все свое внимание на сохранении в неизменном виде того, что есть, если не предпринимать неприятных, но необходимых действий, можно в один прекрасный момент обнаружить себя охраняющим восхитительную груду камней.