КЕЛЬТХОЗ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » КЕЛЬТХОЗ » лехторий » На левой стороне площади Тяньаньмэнь


На левой стороне площади Тяньаньмэнь

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Поскольку вопрос о «китайском пути» вызвал в теме о 80-х небольшую дискуссию, продолжение которой может увести разговор в сторону от главного направления, я решил создать отдельную тему, которую начну с изложения «левой» точки зрения на те события, которые в 1989-м произошли на площади Тяньаньмэнь.

В наиболее последовательном и внятном виде эта точка зрения изложена в книге Наоми Кляйн «Доктрина шока», которую я далее и процитирую, выделяя наиболее важные моменты. Затем я дополню эти отрывки собственными комментариями.

Фукуяма уверял, что демократия и «реформы свободного рынка» — двойники, которых невозможно разделить. Однако в Китае именно такое разделение и происходило: правительство навязывало реформы по отказу от контроля над ценами и зарплатами для расширения зоны свободного рынка и жестко противостояло тем, кто призывал к проведению выборов и обретению гражданских свобод.
...
На самом деле Дэн с энтузиазмом стремился осуществить переход к корпоративной экономике — так что в 1980 году правительство даже пригласило в Китай Милтона Фридмана, который обучал основам теории свободного рынка сотни ведущих государственных служащих, профессоров и экономистов партии. «Все гости должны были предъявить пригласительные билеты», — вспоминал Фридман о своей аудитории в Пекине и Шанхае. Его главная идея сводилась к тому, «насколько лучше обычным людям жить при капитализме, чем в коммунистических странах»[558]. Он ссылался на пример Гонконга, зоны чистого капитализма, вызывавшей восхищение Фридмана своим «динамичным и новаторским характером, который породили личная свобода, свободная торговля, низкие налоги и минимальное вмешательство со стороны правительства». И заявил, что, хотя Гонконг и не имеет демократии, он свободнее Соединенных Штатов, потому что его правительство меньше вмешивается в экономику [559].

      Такое представление о свободе, где политические свободы вторичны и даже не являются необходимостью по сравнению со свободой торговли, в полной мере соответствовало планам Политбюро КНР. Партия стремилась открыть экономику для частной собственности и потребительства, не отказываясь от своей власти. Кроме всего прочего, такой план давал надежду, что при распродаже государственной собственности партийным чиновникам и их родственникам достанутся лучшие куски и они будут получать наибольшие доходы. Согласно этой модели «перехода» те же люди, что контролировали государство при коммунизме, будут его контролировать и при капитализме, одновременно наслаждаясь заметным улучшением уровня своей жизни.

0

2

С самого начала Дэн понимал, что репрессии тут должны играть ключевую роль. При Мао государство жестко контролировало народ, расправляясь с противниками и посылая студентов на перевоспитание. Но репрессии Мао проводились во имя рабочих и против буржуазии, теперь же партия намеревалась провести собственную контрреволюцию и потребовать от рабочих отказаться от своих привилегий и мер социальной защиты, чтобы меньшинство могло получать огромные доходы. Это было непростой задачей. Поэтому, когда в 1983 году Дэн открыл страну для иностранных инвесторов и упразднил часть программ, направленных на защиту рабочих, он одновременно приказал создать Народную вооруженную полицию численностью 400 тысяч человек — новое подразделение для подавления беспорядков и всякого рода «экономических преступлений» (сюда относились забастовки и протесты).

Многие из реформ Дэна были успешны и пользовались популярностью: крестьяне получили больше свободы, а в городах возродилась торговля. Но в конце 80 х Дэн проводил крайне непопулярные, особенно среди рабочих в городах, преобразования: он отменил контроль над ценами, в результате чего они резко подскочили, и упразднил программы по защите труда, что породило толпы безработных, таким образом в новом Китае между победителями и проигравшими возникла глубокая пропасть. В 1988 году партия столкнулась с сильной реакцией и была вынуждена отказаться от части своих реформ по либерализации цен. Народный гнев вызывали также коррупция и кумовство в партии. Многие граждане Китая стремились к увеличению свободы рынка, но «реформа» все больше походила на заговор партийных чиновников, превратившихся в магнатов бизнеса, так как многие из них незаконно присваивали себе активы, которыми они же раньше управляли в качестве бюрократов.

0

3

Когда Фридман и его жена Роуз прибыли в Шанхай в сентябре 1988 года, они поразились тому, что Китай за такой короткий срок стал выглядеть подобно Гонконгу. Несмотря на широкое недовольство народных масс, все, что они видели, подтверждало «их веру в силу свободного рынка». Фридман вспоминал о том моменте как о «периоде величайших надежд в процессе китайского эксперимента».

В присутствии официальных государственных СМИ состоялась двухчасовая встреча Фридмана с Чжао Цзыяном, Генеральным секретарем Коммунистической партии, а также с Цзян Цзэминем, тогда секретарем партии Шанхайского комитета, позднее ставшим президентом Китая. Фридман дал Цзыяну совет, подобный тому, что он дал Пиночету, когда реформы в Чили забуксовали: не уступать чужому давлению и смотреть правде в глаза. «Я подчеркнул важность приватизации и свободного рынка, а также проведения либерализации одним ударом», — вспоминал Фридман. В памятной записке Генеральному секретарю Коммунистической партии он утверждает, что нужно больше, а не меньше шоковой терапии. «Первые шаги реформ в Китае обернулись огромным успехом. Китай может продвинуться еще дальше, если еще сильнее будет полагаться на свободный частный рынок»[562].

Вскоре после возвращения в США Фридман, вспоминая, с какой горячей критикой на него набросились, когда он давал советы Пиночету, написал «из чистого коварства» письмо издателю одной студенческой газеты, обвинив своих критиков в наличии двойных стандартов. Он сообщил, что недавно провел 12 дней в Китае, где «преимущественно был гостем правительственных организаций» и встречался с руководителями Коммунистической партии на высшем уровне. Однако эти встречи, указывал Фридман, не породили возмущенных протестов правозащитников из американских университетских кампусов. «Так случилось, что я давал те же самые советы как Чили, так и Китаю».

0

4

И самым главным символом оппозиции стали демонстрации студентов на площади Тяньаньмэнь. В международной прессе эти исторические протесты практически всегда изображают как столкновение современных студентов идеалистов, мечтающих о демократических свободах западного типа, с авторитарной старой гвардией, стоящей на защите коммунистического государства. Но недавно появилась иная интерпретация событий на площади Тяньаньмэнь, которая опровергает официальную версию и показывает, какую важную роль во всей этой истории сыграли идеи Фридмана. Эту альтернативную версию, среди прочих авторов, выдвинул Ван Хуэй, один из организаторов протестов 1989 года, а сегодня интеллектуальный вождь направления, которое в Китае называют «новыми левыми». В его книге 2003 года «Новый порядок в Китае» (China's New Order) Ван говорит, что протест охватил широкие слои китайского общества — не только элиту в лице студентов университета, но и рабочих с фабрик, представителей мелкого бизнеса и учителей. И, как он вспоминает, этот протест вырос из недовольства «революционными» экономическими преобразованиями Дэна, благодаря которым зарплаты уменьшились, цены поднялись и возник «кризис массовых увольнений и безработицы»[564]. По словам Вана, «эти изменения породили в 1989 году мобилизацию общества»[565].

Демонстрации не были направлены против экономической реформы как таковой, но против того, что реформы проводились в стиле Фридмана: очень быстро, безжалостно и самым антидемократичным образом. По словам Вана, протестующие требовали провести выборы и дать народу свободу слова, но эти требования были тесно связаны с недовольством экономикой. Призывать к демократии их заставлял тот факт, что партия внедряла реформы революционного масштаба, совершенно не считаясь с народным мнением. И потому, пишет он, «многие требовали демократизации, чтобы можно было контролировать справедливое проведение реформы и перераспределение общественных благ»[566].

Достоверные данные о том, сколько людей убили и ранили в те дни, никогда не публиковались. Партия говорит о нескольких сотнях, по свидетельству очевидцев тех событий могло быть от 2000 до 7000 убитых, а раненых до 30 тысяч. За этим последовала национальная охота на ведьм — на всех оппонентов и критиков режима. Около 40 тысяч человек были задержаны, тысячи брошены в тюрьмы и многие — вероятно, сотни — были казнены. Как и в Латинской Америке, главные репрессии обрушились на рабочих заводов, которые представляли основную угрозу капитализму без ограничений. «Большинство арестованных и практически все казненные были рабочими. Широко известно, что для запугивания населения арестованных систематически избивали и пытали», — пишет Морис Мейснер

Через пять дней после кровавого разгрома демонстрации Дэн обратился к народу с речью, которая ясно показала всем, что он защищает не коммунизм, а капитализм. Китайский лидер назвал протестующих «огромным скоплением отбросов общества», а затем заверил, что партия намерена продолжать экономическую шоковую терапию. «Другими словами, это было испытание, с которым мы справились, — заявил Дэн и добавил: — Может быть, это неприятное событие позволит нам продолжать реформы и политику открытых дверей, делая это еще с большим постоянством, лучше, даже быстрее… Мы не совершили ошибки. Четыре кардинальных принципа экономических реформ не содержат ошибок. Если с ними что–то неладно, то только одно: эти принципы не внедрялись с нужным усердием»[569].

+1

5

Нужно сразу же сделать существенную оговорку – хотя всё то, о чем пишет в этом месте книги Наоми Кляйн (за исключением разве что явно преувеличенного масштаба насилия на площади Тяньаньмэнь ), является чистой правдой, интерпретация китайских реформ просто как еще одного «фридмановского» эксперимента, или буквального повторения Чили (в роли Пиночета – Дэн Сяопин), была бы, разумеется, ошибочной. Просто  «Доктрина шока» описывает глобальные явления, в которых события в Китае – это лишь элемент мозаики.

Тем не менее, идеи «либертарианства», которые генерировал и распространял Фридман, оказали на реформы в Китае сильнейшее воздействие. Очень упрощенно китайскую схему можно охарактеризовать так: экономический либерализм на «нижнем» и «среднем» уровнях, и сильнейший «дирижизм» на уровне макроэкономики. При этом далеко не все законы пишутся на бумаге – что могло бы разбалансировать систему, если бы не сохраняющийся партийный диктат.

Почему вообще китайский коммунист Дэн Сяопин прислушался к советам главного певца ничем не ограниченного капитализма? На этот вопрос отвечает одна из выделенных мной цитат:

хотя Гонконг и не имеет демократии, он свободнее Соединенных Штатов, потому что его правительство меньше вмешивается в экономику

Что такое «невмешательство в экономику» с точки зрения Фридмана? Это, во-первых, смягчение налогового законодательства (в идеале – полный отказ от любых налогов), во-вторых, максимально возможное снижение социальной поддержки населения (а в идеале – полный отказ от всякой «социалки»), в-третьих, отказ от любой административной деятельности, затрагивающей предпринимателей – в том числе и от борьбы с безработицей, и от регулирования цен и заработных плат, и от охраны труда. 
Разумеется, всё перечисленное резко сокращает не только издержки предпринимателей, но и государственные расходы – а это было для Китая крайне важно. Ну а если учесть, что при этом не требуется никаких политических свобод – так и еще лучше. Такой подход позволял выжать максимум  прибыли из главного китайского ресурса – огромного количества крайне дешевой рабочей силы.

+1

6

В общем, когда Зюганов, или другие сторонники социализма говорят о Китае, как о примере удачного проведения  реформ без отказа от коммунистической идеологии – это грубая ошибка. Если взять социализм и максимально десоциализировать его – то результат уже социализмом являться не будет, даже если во главе «реформированной» страны стоит оживший Ленин.

В СССР, даже в годы индустриализации и послевоенного восстановления, когда от людей требовались сверхусилия, все-таки предпринимались меры по «улучшению жизни трудящихся». Была полностью ликвидирована безработица, создана очень неплохая система здравоохранения, была построена и постоянно расширялась курортно-санаторная сеть, было гарантировано среднее образование, государство гарантировало каждому работнику определенный набор прав. Это и был социализм. Стоит сравнить это с КНР – пенсионной системы нет, медицинскими услугами могут пользоваться примерно 10% населения, образование не гарантировано, во взаимоотношения с работодателем государство практически не вмешивается, в результате чего даже на тех заводах, где производятся «айфоны», самоубийства рабочих давно сделались нормой.

Очень характерны, кстати, вот эти выделенные ранее цитаты:

нужно больше, а не меньше шоковой терапии.
Четыре кардинальных принципа экономических реформ не содержат ошибок. Если с ними что–то неладно, то только одно: эти принципы не внедрялись с нужным усердием

Это напрямую напоминает аргументацию людей, которые пытаются объяснить неудачу гайдаровских реформ тем, что они «не внедрялись с нужным усердием». Правда, в устах Дэн Сяопина эта фраза звучит прямо-таки цинично, так как пресловутые четыре принципа выглядят так:

твердое отстаивание социалистического пути, диктатуры народа, руководства Компартии Китая, марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна.

Видимо, в Китае, как в той стране, которую посетил Джельсомино, принято было называть чернила хлебом, кошек – собаками, а сыр – ластиком.

И еще одна цитата-повторение:

Китайский лидер назвал протестующих «огромным скоплением отбросов общества»

Вот тут живо вспоминается отнюдь не август 1991-го, а октябрь 1993-го. Риторика сторонников Ельцина примерно такой и была (а у многих таковой и осталась). Отбросы, конечно, не жалко и уничтожить. Чтобы реформаторам не мешали.

+1

7

Если что и позаимствовал Дэн Сяопин из социалистической системы, так это пресловутый "дирижизм" - со всеми его преимуществами и недостатками. В китайском случае это выражается в том, что страна, к примеру, прорвалась в космос и способна "по команде" быстро сосредоточить усилия на выбранном направлении - но в то же время Китай "славен" таким нелепым явлением, как города-призраки.

При этом китайский дирижизм совсем не советский, он основан на сотрудничестве государства с крупнейшими корпорациями. Если "классический" корпоративизм предусматривает "сотрудничество" рабочих и предпринимателей, то здесь налицо альянс совсем иного рода. Я не знаю, как именно обеспечивается государственничество китайских олигархов - возможно, принудительно, но не исключено, что и добровольно - китайцам, как я заметил, очень свойственен патриотизм и такое понятие, как "величие страны" - для них не пустой звук.

Если принять все это во внимание - получается, что наша нынешняя модель довольно-таки похожа на китайскую. Выбор, видимо, как раз и был сделан в 1993-м, однако тогда созданные на ровном месте олигархи оказались слишком своевольными и взять их под контроль удалось лишь спустя десятилетие.

0


Вы здесь » КЕЛЬТХОЗ » лехторий » На левой стороне площади Тяньаньмэнь